Маленький захудалый бар был почти пуст. Несколько унылых личностей мужеска пола томились за столиками, грустно потягивая пиво. Работал музыкальный автомат. Своим хриплым почти басом Бисерка Радоева от лица некоего страдальца выстанывала:
Ты прощаешься. Горько разлука звонит,
Расшибаясь набатно об уличный прах.
Опустевших кварталов колючий магнит
Собирает на сердце сомненья и страх…
Ты прощаешься…
Я, зубами зажав Ариаднину нить,
Поздней ночью вращаюсь в испуганных снах,
Где в упущенной ласке мгновенье саднит
И где тонкой руки отпускающий взмах, –
Ты прощаешься…
Где надлюбленность тело нещадно казнит,
Притупив наказанье шеренгами плах,
Где надрывы и срывы слияньям сродни,
Где, на всполохе сил миновав западни,
Унося поцелуй на промерзших губах,
Ты прощаешься…
В дальнем углу за небольшим столиком притулилась молодая женщина. Довольно высокая, черноволосая, с бледным тревожным лицом, крупным носом, глубоко посаженными серыми глазами и жесткой линией рта. На шлюху она не походила ни капли, хотя ее крохотное платье не скрывало практически ничего. Казалось, она очень неудачно пытается сойти за искательницу приключений. В руках женщина нервно крутила бокал с каким-то коктейлем. Ненко эта посетительница пугала. Но объяснить причину своего страха он не смог бы ни при каких раскладах.
Кинув на непонятную особу затравленный взгляд, Ненко допил остатки «Аромата ночи», положил на стойку деньги и буквально выскочил на улицу.
Цветанка ощутила нечто похожее на легкий удар током, едва этот мужчина вошел в бар.
– Он. Повезло-то как. – пробормотала женщина себе под нос. – Но хорош, скотина. Даже жаль.
Она любила таких – рослых, широкоплечих, крупнолицых, русоволосых и синеглазых. Только ведь не выйдет сейчас ничего. Ну, или совсем чуть-чуть. На посошок, так сказать.
Объект обосновался у стойки, пил и нервничал, нервничал и пил. Приметил ее довольно быстро. Кидал косые взгляды, вздрагивал. Тоже что-то чуял. Кажется, боялся. Это было плохо. Страх мог спутать все карты. Но тут уж как выйдет. Или не выйдет.
Объект занервничал еще сильнее. Сейчас, сейчас он свалит отсюда. Наступил момент истины, момент решения. Еще не поздно было плюнуть на все и пойти домой. Или перебраться в более посещаемый бар и снять кого-нибудь на ночь. Объект посмотрел на часы. Обернулся, посмотрел на нее. Заплатил, убежал. Цветанка чуть выждала и отправилась следом.
Эта ночь была Ночью Тумана. Когда Ненко подходил к бару, туман еще только цеплялся за его щиколотки. Сейчас он стоял чуть выше колен. Молочно-белый, слегка светящийся. Впрочем, стоял – неподходящее слово. Туман жил, дышал, двигался. Струился. Струи извивались, свивались, сплетались в косицы, расплетались, сливались. Туман говорил. В его гуще звучали странные нечеловеческие голоса, повторявшие слова на неведомых языках. Два голоса завели настоящий диалог. Спорили, ссорились. Сверху, с густо-черного беззвездного неба, скалилась, щерилась ядовито-зеленая луна. Полная луна. Мертвая луна.
Ненко ступал осторожно, глядя прямо перед собой. Туман мог создавать иллюзии. Но, если смотреть вот так, прямо, только прямо, мороки оставались на задворках поля зрения и быстро таяли. Пару раз Ненко судорожно дергался. Первый раз, когда мимо проплыло лицо Теменужки, его бывшей любовницы. Окровавленное, перекошенное. Так оно и выглядело в тот вечер. Ее труп долго вырезали из сплющенного автомобиля. Тело было все перекорежено, а лицо практически не пострадало… Второй раз, когда ему помахала рукой давно умершая мать.
Внезапно туманные голоса смолкли, призраки рассеялись. Позади раздался уверенный цокот каблуков. Ненко не сомневался: его догоняет та, из бара. Он не ошибся. Хоть каблуки стрекотали довольно долго, незнакомка возникла внезапно, словно ее вдруг выплюнул туман.
Цветанка летела по невидимому, неощутимому, но явному для нее следу. Объект передвигался слишком медленно. Не настигнуть его было просто невозможно. И она настигла. Уперлась требовательным взглядом в широкую спину. Объект запнулся, резко остановился и медленно развернулся в ее сторону.
– Чего ты хочешь? – слова со скрипом и скрежетом выползли из глотки.
– А чего хочешь ты? – в голосе женщины звучала издевка. – Умереть?
Вопрос поразил Ненко. Он промямлил нечто совершенно нечленораздельное. Потом внезапно выпалил:
– Не хочу я умирать. Я жить хочу…
Голос его задрожал и оборвался.
– Не могу иначе! – взлетел крик. – И умру! Умру! Умру!
Туман откликнулся на вопль. Из него выплыло очередное лицо. Отечное, с выпученными глазами и вываленным языком. В нос ударил смрад – наследие опорожненных кишечника и мочевого пузыря. Добромир. Последний друг. Друг, так и не успевший стать врагом. Друг удавившийся собственным ремнем. Оставивший записку: Чтоб вы все сдохли.
Цветанка с жалостью смотрела на мужчину, готового удариться в истерику. Но к жалости уже примешивались желание и расчет. Следующая Ночь Тумана через две недели. Срок невелик. Но за это время… Даже если гребаный нытик станет непрерывно оплакивать грядущую смерть, свое удовольствие она получит. Неоднократно. А нытик вполне может привязаться к ней. Это здорово увеличит шансы.
Цветанка умела повела плечами. Ее груди затрепыхались, едва не выскакивая из платьица.
– Ладно, ладно, не ной, давай пока лучше трахнемся, что ли? Чего вылупился? Есть такая штука: секс. Пробовал?
– Я. Не хочу. Секса, – четко и раздельно выговорил долбанутый объект. – Я. Уже. Мертвый.
Туман выплюнул капризное кукольное личико. Оно кривилось и морщилось. Но выглядело вполне живым, хотя Радка, его жена, скончалась от передоза. Ненко показалось, будто оживляет женушку страстное желание в очередной раз высказать все, что она о нем думает.
Радка снова преследует его. И эта женщина… Настырная… Не понимает простых вещей. Туда не смог пройти никто. Вообще никто. И каждого нового искателя всегда находило понимание, что все его предшественники мертвы. Кроме Обгорелого. Но его рассказ, скорее всего, вымысел. Как и сам Обгорелый. Хотя каждый искатель чувствовал: Пламя существует реально, и оно ждет. Ждет всех. И его – Ненко – тоже. Может, даже сильнее, чем других. С этим ничего не поделать. Ничего. Он не может сойти с дистанции и не может добраться до цели. Он может только умереть. Фактически, он уже умер. А она… Стоп. Кто она? Тоже искательница?
– Ты тоже?
Женщина засмеялась. У нее был приятный смех. Уютный.
– Наконец угадал. Я хочу с тобой. Ты мне нравишься.
– Зачем? Зачем тебе смерть?
Она засмеялась вновь. Эхом прежнего смеха.
– Я не верю в смерть. Я верю в мечту. В мир, где все мечты сбываются.
Объект начинал потихоньку раздражать Цветанку. Пожалуй, она послала бы его. Но даже Ночами Тумана искатели стадами не бродят. Удачу нельзя упускать, какой бы поганенькой та не была. А еще адреналин… Сейчас он буквально плескался в крови. Такие мощные выбросы всегда рождали у нее жуткий сексуальный голод. Ладно, хрен с ним. Пускай, не королевская жратва, а дешевенький полуфабрикат, но ежели умеючи приготовить…
– Ты понимаешь? Никто не прошел. Понимаешь?
Она досадливо махнула рукой.
– Кто-то всегда бывает первым. Почему не ты, не я, не мы с тобой вместе?
Он вдруг сделался подозрительным.
– Зачем вместе?
Цветанка не выдержала.
– Курва! Да еба майка ти, да еба! Сказано, это место исполняет все мечты. Для всех. Значит, туда толпой завалиться можно. С чего не вдвоем?
– Зачем? – в глазах мужчины застыло тупое недоумение.
Этого Цветанка вынести уже не смогла.
– Дали да не ти еба майката! – выплюнула она, развернулась и пошла прочь.
– Постой! Подожди! – долетело до нее сквозь туман.
Если б речь шла не о поиске, она бы ни за что не остановилась. Но дело было именно в нем. Цветанка прошла еще несколько шагов и застыла, не оборачиваясь. Объект нагнал ее. Остановился тоже. Цветанка так и стояла к нему спиной.
– Не обижайся. Я… Я, правда, не понимаю. Объясни мне.
Цветанка таки соизволила обернуться. Тяжело вздохнула и заговорила тоном, каким матери объясняют деткам, почему необходимо сморкаться именно в носовой платок.
– Я сидела в баре. Ты зашел. Я почувствовала, что ты тоже искатель. Ты мне понравился. Я подумала, можно искать и вдвоем. Ты ушел. Я пошла за тобой. Что здесь непонятного?
– А ... Что ты... имела... в виду... ну, подразумевала... – он запнулся и умолк.
Цветанка вздернула бровь.
– Под сексом? Ты чё, правда девственник? – Она, как могла, изобразила крайнее изумление.
Он покраснел.
– Ну… давно… было… Жена… Любовница тоже… Но мы ведь… Не знакомы мы… и вообще…
– Товарищ, ложась в постель, предъявляй паспорт, – язвительно прокомментировала Цветанка. – Хорошо. Давай знакомиться. Я – Минка. Ты у нас кто?
– Ненко.
Раздражение Цветанки слегка пригасло. Объект вроде бы начинал поддаваться. Впрочем, ходить вокруг да около можно было еще долго. Поэтому женщина решила брать быка за рога.
– Вот что, Ненко. Ночь проходит. Рассусоливать некогда. Теперь ты все понял. Решай. Есть три варианта. Первый. Мы расходимся. Каждый ищет Путеводительницу сам. Второй. Мы идем вместе и усердно ищем. Третий. Следующая Ночь совсем скоро. А тут рядом «Розочка». Комнату можно снять на часок-другой, можно до рассвета, можно на сутки. Выбирай. Только поскорее.
Ненко растерялся окончательно. После гибели Теменужки он старался держаться от женщин подальше. Когда становилось совсем невмоготу, запирался в ванной и отчаянно мастурбировал. Своим появлением Минка резко высвободила придушенные желания. Больше всего его привлекал сейчас вариант с «Розочкой» и комнатой на сутки. Но он по-прежнему боялся, сам не зная чего.
Выбор делать не пришлось. Туман разошелся, будто кто-то раздвинул занавески. Из черноты, зияющей в разрыве вышла Она. У нее было круглое скуластое и курносое лицо в россыпи веснушек, огненные волосы и огромные густо-зеленые глазищи. Большой рот кривила ехидная усмешка. Колкий взгляд ощутимо царапал, причиняя дискомфорт. Ростом она не уступала отнюдь не низенькому Ненко. Широкие плечи и крепкие сильные руки говорили о привычке к тяжелому труду. Тяжелые груди и бедра вызывали в памяти изображения древних богинь плодородия. Мускулистые ноги танцовщицы взывали к пляске. На Ней была старинная белая рубаха с вышивкой по рукавам и вороту, короткая красная юбка. Обуви Она не носила. Волосы свободно падали на спину, плавно сбегая до самых ягодиц.
Путеводительница внимательно осмотрела обоих. Видимо, осталась довольна результатом, поскольку улыбка стала менее язвительной.
– Планы придется отложить, – глубокий голос прозвучал колоколом. – У вас минута на размышление. После идите или бегите прочь.
– Куда идти? – с вызовом спросила Минка.
– А в ту дыру, вруша, – Путеводительница махнула рукой в сторону черного провала и повернулась к Ненко. – Она такая же Минка, как я Илиян. Цветанкой ее звать. А про похоть свою не врет. Жуть, как ей хочется. Так куда вы? В дыру иль в «Розочку»?
– В дыру! – почти закричала Цветанка.
– Ты? – Путеводительница уставила палец в грудь Ненко.
– В дыру, – обреченно ответил тот.
Цветанка шагнула в провал первой. В ней клокотала ярость. Фальшивое имя она выдала Ненко чисто машинально, по привычке. А эта… эта… разоблачила ее. Подорвала только начавшее возникать доверие глупого тюфяка.
В затылок уже дышал Ненко.
– Идите вперед. Никуда не сворачивайте, – Путеводительница где-то позади озвучивала инструкции. – Препятствие заметите издали. Ежели только посмотрите на него, еще можете вернуться. Чуть дернетесь преодолевать, обратной дороги нет, пока испытание не закончено. Удачи не желаю. Не мое дело – удачу раздавать.
Голос угас мгновенно, безо всякого эха. Путеводительница ушла.
– И это все? – растерянно спросил Ненко.
– Баах маа му. Ты хотел, чтоб тебя на ручках в мечту внесли? Ножками, красавчик, ножками. И головкой думай. Да не той, что снизу. – съязвила Цветанка и тут же мысленно отчитала себя за неосторожность. Отпугнешь придурка окончательно, а что потом?
Коридор, по которому они брели выглядел странно. Временами казался туннелем, вырубленным в скальной породе, временами… Ненко не смог бы найти слова для описания этого. Гладкий черный камень, опутанный серебряными жилками, превращался в еще более черное, текучее и клубящееся нечто. Временами в хаотическом клублении вспыхивали всеми цветами радуги овалы боковых ответвлений. Из некоторых доносилась странная ноющая музыка. Волынка… Кажется, играла волынка… Один раз Ненко почудилось многоголосие далекого мужского хора, выпевающего без слов: Аааа – аааа – аааа. Пол то лежал спокойно, то принимался качаться и пучиться. Потолок прыгал – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. От таких спецэффектов Ненко ощущал головокружение и легкую тошноту. А его загадочной спутнице было все нипочем. Она перла вперед танком, не оглядываясь по сторонам и не сбиваясь с шага. Ать-два, ать-два. Левой-правой, Левой-правой.
Ненко не понимал ее и боялся еще сильнее. И одновременно ощущал какое-то извращенное влечение к ней. Он попытался поразмыслить над происходящим и вдруг осознал: он хочет, чтобы Минка, или Цветанка, или как-там-ее прошла к мечте. Если потребуется, просто по нему. На миг ему отчетливо представилась жутковато-абсурдная картина. Не слишком широкая трещина в полу. Поперек он. Лежит лицом вниз. Со стянутыми ржавой проволокой руками и ногами. И Цветанка с торжествующим видом шагает по его хребту. Было больно, унизительно, восхитительно. Я – мазохист? – спросил он себя с явным исследовательским интересом.
Память ответила, выдавая другую картинку. Еще одно мечтание. С Радкой. Совершенно голая, она стояла на коленях уткнувшись лицом в батарею. Спина подрагивала, ягодицы мелко тряслись. Наручники приковывали ее руки к все той же батарее. Не бэдээсэмные – фальшивые. Настоящие добротные полицейские наручники. Он подошел, примерился и с наслаждением пнул босой ногой тугой зад. Радка взвизгнула. Взлетел в воздух широкий тяжелый ремень и опустился на ее спину. Визг перешел в вой. Распаленный, он хлестал жену по плечам, лопаткам, ягодицам, от души наслаждаясь стонами и подвываниями.
Я же не делал… не делал этого, – отчаянно пульсировала мысль. – Я только представлял. Изредка. Место… проклятое место… оно… оно внушает… Где-то когда-то он читал в какой-то книге о подобном месте. И вот. Теперь попал сам. Нет, я не такой! Не такой! Будто дальнее эхо отозвалось в душе. Такой… Такой… Такой… кой… кой… ой…
Цветанка бежала, рвалась вперед. Адреналин гудел в жилах. Желание захлестывало. В сознании люто плясали переменчивые образы. Она валит Ненко на пол, рвет на нем одежду, громоздится сверху, буквально насаживаясь на его орудие. Он заламывает ей руки, наматывает волосы на кулак, придавливает к холодному камню и жестко входит в нее. Он падает в пропасть, дрыгая руками и ногами, истошно крича. Скрывается из виду. Вопль обрывается. Звук удара. Какое-то влажное хлюпанье. Тишина.
Коридор тянулся, тянулся, тянулся. Наваливалась усталость. Постепенно тускнели хотения. Угасали, умирали. Осталась холодная пустота.
Ненко механически перебирал ногами. Казалось, он прошел уже сотни километров, а вокруг ничего не менялось. Что-то изменялось внутри. Сначала в его бреду Радку заменила Минка-Цветанка. Он хлестал ее до крови, пинал ногами, душил, трахал в зад. Потом образы стали раскалываться и осыпаться дождем разноцветных огоньков. И пришла жалость. К Радке, к Цветанке, к себе самому. Тяжкая похоть сменилась ласковой тягой к теплу, желанием согреть и согреться. Ему мнилось, будто он уже почти любит свою нечаянную спутницу. Он испытывал какую-то простую и цельную, почти первозданную нежность, медленно распространявшуюся на весь мир. Он почти догнал Цветанку и вдруг ощутил, как тянет от нее холодом. Будто задул злобный норд. Но злое дуновение не отпугнуло его. Напротив, желание согреть усилилось, сделалось почти нестерпимым. Он держался за это желание. Держался и шел, шел, шел…
Цветанка прямо-таки ввалилась в просторный зал, где вместо стен и потолка клубилась и с шипением дышала тьма, пронизанная серебряными всполохами. Зал рассекала пополам молниеобразная трещина. Широченная не перепрыгнуть. Цветанка воззрилась на препятствие и, проторчав столбом несколько минут, устало опустилась на пол. Когда в зал вошел Ненко, она сидела со скрещенными ногами и отрешенно пялилась в пространство. Ненко опустился рядом и легонько коснулся ее плеча. Внутренне Цветанка передернулась. Сейчас она уже почти ненавидела спутника, но у нее были хорошие учителя. Она знала, наступает момент, когда Ненко будет необходим. И вылепила ласковую улыбку.
Ненко не знал, что сказать, и спросил:
– Это оно?
Цветанка пожала плечами.
– Дальше идти некуда. Чему ж еще быть?
Ненко совсем сник.
– И как мы?
– Отдохнем, потом оглядимся. Должны быть подсказки.
– А если нет?
Цветанка яростно сверкнула глазами.
Она поняла: пора. И когда заговорила, голос дрогнул лишь чуть-чуть – в самую меру.
–Тогда – я просто прыгну в эту гребаную трещину. Я умираю, понимаешь? Рак у меня. Еще немного, и я отощаю, подурнею, постарею и начну медленно и мучительно подыхать. И мечта у меня совсем простая – здоровье. Ее так легко исполнить…
Другая бы в этом месте и слезу пустила, Но Цветанка не проливала слез понапрасну. Вот когда все кончится, она, пожалуй, что и всплакнет. От радости.
Ненко растерялся, не зная, что отвечать. Просто встал и отправился осматривать край трещины. Вдоль края были в беспорядке разбросаны камни – большие и малые. Ненко миновал увесистый валун и запнулся. В уши ударил тонкий и противный писк. Ненко обернулся. Валун засветился нежно-голубым светом, и на его шершавом боку стала проступать какая-то надпись. Ненко приблизился и всмотрелся. Надпись напоминала обрывок детской считалочки.
Сосчитай до пяти
И вниз головой лети.
Ненко перечитал ее трижды и жалобно крикнул:
– Цвета!
Женщина мгновенно оказалась рядом.
– Что это? – Ненко ткнул пальцем в валун.
– Подсказка, – грустно отозвалась Цветанка.
– И что она означает? – вид у Ненко сделался совсем потерянным.
– Слышал про Книгу Инессы?
– Н-никогда, – Ненко вдруг начал заикаться.
– А я ее читала, – печали в голосе женщины стало больше. – Там много всего... Но… Короче, одиночки все гибнут. Чтоб пройти жертва нужна. Двое и кто-то жертвует…
– Но как же… Неправильно это… Нет! – почти взвыл Ненко.
– Тише, тише, – Цветанка легонько погладила его по плечу. – Жалко мне тебя стало. Еще там, в баре. Вот и напросилась с тобой. Мне все одно помирать, а ты пройдешь. Надеялась, конечно, что книга врет. Ну да ладно.
И Цветанка решительно двинулась к трещине.
– Не-е-ет!
Ненко одним прыжком настиг женщину, отбросил ее назад и понесся дальше, считая на бегу.
– Раз. Два. Три. Четыре. Пять. А-а-а-а!
Звука удара Цветанка не услышала, но трещина стала смыкаться. Медленно и бесшумно.
– И си еба майката, – прозвучала эпитафия.
Женщина криво усмехнулась и рванула с места, как норовистая лошадь. Перепрыгнула, перелетела через еще не закрывшуюся до конца трещину и понеслась дальше. Когда перед ней внезапно и бесшумно выросла огненная стена, затормозить она не успела и вломилась прямо в пламя…
Всплеск невероятной боли. Пустота. Уничтожение. Полное и окончательное.
Ненко воспарил над изломанным телом. Вот оно как. Правда оказалась. То есть не конец еще смерть, – заметались, засуетились бестолково, налетая друг на друга, мысли.
– Для кого как, – раздался голос.
Ненко заметушился и взлетел еще выше. К его телу подошла Путеводительница.
– Хватит воздушный шарик изображать. Давай вниз, – беззлобно проворчала она.
И Ненко рухнул вниз, обрастая по дороге неким подобием плоти. Иной плоти. Никакого удара о землю – или что тут было – эта плоть не ощутила вовсе. Посадка вышла очень мягкой.
– Ты у нас весь жертвенный. Вот ты и есть. В хорошее место пойдешь. Спокойно там. Легко. А вот спутница твоя – все, отбегалась. Нет ее больше. Нигде.
– Но как же? – удивился Ненко.
– А вот так. Развела она тебя, как лоха. В жертву принесла. Первую ловушку миновала, а на второй конец ей пришел. Ладно, пошли. Дел у меня полно.
– Погодите, так вы… – захлебнулся догадкой Ненко.
Путеводительница насмешливо поклонилась.
– Разоблачил меня, умник. Смерть – я, Смерть. Идем.
– Нет, нет. Объясните сначала. Пожалуйста.
– Объясни да разъясни, разжуй да в рот положи, – досадливо отмахнулась Она.
– Объясни-и-ите, – совсем по-детски заканючил Ненко.
– Хорошо. Скажу кое-что, раз настырный такой. Об остальном сам догадаешься. Цветанка твоя умная была, но дура. Книжки читала, а понимать не научилась. Рассказ Обгорелого знают все искатели. Про Книгу Инессы слыхали немногие, а заглянуть сподобились и вовсе единицы. А эта сподобилась. Кстати, книжки ваши все я писала. Так вот. В Книге Инессы сказано, что пройти могут двое. Такое всем понятно. А вот главного слова ни один читатель не понял.
– Какого? Какого слова? – прошептал Ненко.
– Жертва.